118 способов прожить свою собственную жизнь

Способ – переживание собственного мифотворчества

Девочка-бабушка Татьяна родилась давно, настолько давно, что бремя памяти стерло все различия между прошлым и будущим, между мужским и женским, между светлым и темным, между значительным и мелочным, между раздробленным и целым, между небом и землей, между белым и черным, между фантазией и реальностью. Это "между" стало щелью, в которую Татьяна постоянно пыталась пролезть. И она научилась быть настолько бесполой, пустой и гибкой, что любая щель была ею преодолена. Татьяна рано научилась балансировать на противоположных состояниях, между жизнью и смертью, между безумием и среднестатистической нормой. Свое имя она растягивала, скручивала, расширяла и сужала, словно оно было обязано было уместить или отразить собою палитру состояний, познаваемых самой Татьяной. Она гордилась мечеобразной Татьяной, нежной Нюшей, мистической Тайей, слабой Танюшей, непоколебимой Багирой, кристальным монстром Чингаб и страстной Тайшей.

В каждом состоянии была драма, которую Татьяна лелеяла с младенчества. Драму по наследству в ладошке, словно алмаз, передала бабушка Груня, мама Лида и род Смирновых – людей сильных, властных и разорившихся. Разорение гнезда родового чувствовалось малолетней Татьяной всегда, и в доме бабушки Груни и дедушки Левы на диване при температуре под 40, под электронными часами в виде совы с зелеными глазами-цифрами, проживалось мистически. Что-то от чего-то отделялось, лопалось и пузырилось и мозг (старый по качеству, потому что архетипы проживали собственную игру) в теле юном преображал действительность для Татьяны в мистическую возможность.

За хвост этой бестии – возможности прожить необычную жизнь в рамках пошлой среднестатистической единицы и уцепилась Татьяна. Необычность обычной жизни Татьяна находила на кладбище, часами бродя по мертвым улицам, под мостом с бомжами, в новгородских болотах, заглядывая в глазницы погибших в Отечественную войну 1942 года солдат, в спецвагонах-купе, на стремительных мотоциклах, под водой на корабельных кладбищах, в тундре под северным сиянием, на вокзалах, пьяная и трезвая…

Внешне жизнь не была полна приключений, Татьяна все-таки удерживалась на плаву приемлемой социальной жизни – не убивала, не воровала, не кастрировала – но вот внутри Татьяна преобразила все. Она и сирота, и убогая карлица, и принцесса, и волшебница, и Женщина с большой буквы. Татьяна обожала пьедесталы, на которые сама себя возносила и сама себя с них сбрасывала, устраивая революционную ситуацию. На этот же пьедестал с Татьяной вставали люди, которых она держала за руку, благодаря за встречу. Либо сердце, либо дрожащая от волнения челюсть, либо возбуждение иль вдохновение, но что-то разными способами возвещало Татьяне о значительности этих людей в ее жизни. Она падала в обморок или смеялась, или хмурилась от недоумения, или летала под потолком, или млела от встречи с этими людьми, к которым сама тянулась. Зачем? Так она постигала суть любви – расширения до бесконечности. Люди появлялись из света и тьмы. Один преследовал ночью на задворках вокзала, другой крутил энергетические восьмерки бесконечности вселенной, третий дрожал как осиновый лист на ветру, четвертый рисовал ее череп и целовал глаза, пятый трахал на морском побережье и ставил засосы на длинной шее, шестой дарил крылья и уносил в поднебесье, седьмой бил по почкам и восхищался звериным оскалом Татьяны, восьмой обливал шампанским, чтобы слизать с тела брызги ее неповторимого сока… Она желала и возжелала, они желали и возжелали, и души соприкасались… и история бесконечна…

 

PS. Мифотворчество рождается спонтанно, искренне, безоценочно и как самостоятельный акт, в котором помощником может быть только тот, который безоговорочно примет его (акт) – как дар проживания собственной жизни.